Мысли, ворованные у себя

     Эта история имела место еще в те времена, когда считалось, что в СССР секса нет и в обществе бытовала версия, что дети берутся в капусте.
     Наша группа из 30 отборных советских туристов уже вторую неделю отдыхала в Индии и сегодня, как всегда, сидела на очередном партсобрании в холле гостиницы. В повестке дня стоял один вопрос: подведение итогов первой недели пребывания советских туристов на гостеприимной индийской земле. Когда прения были в разгаре и народ готов был уже идти стенка на стенку, в гостиницу вбежал местный гид и закричал, что завтра все отправляемся в Каджурахо. Ни я, ни руководитель группы никогда в Каджурахо не были, поэтому информацию приняли без истерик и с должным достоинством.
     В Каджурахо летели на стареньком "Боинге-737", из которого вышли все седые, потому что летчик был то ли в жопу пьяный, то ли абсолютно слепой. Ведь даже мы, пассажиры, видели и кричали ему, что посадочная полоса находится поперек, но этот козел в фуражке делал вид, что нас не слышит (а может, просто был еще и глухой вдобавок), и с упорством, достойным лучшего применения, пытался посадить на нее самолет, причем так, чтобы сначала задеть по ней правым крылом, а потом уже как получится.
     В аэропорту нас встретил какой-то местный заморыш в майке и сандалиях на босу ногу, который, назвавшись гидом, забил всех в автобус и повез смотреть местные достопримечательности. По дороге он так самозабвенно заливался о своих 1000-летних храмах, что перед взором уже рисовались божественные шедевры древнего зодчества, превосходящие своей красотой Василия Блаженного и Святого Павла вместе взятых. Между тем, автобус остановился в каком-то поле, и водитель жестами показал, что пора выметаться. Ладно, вышли. Оглядываюсь и спрашиваю:

- Ну и где?

- А вон! – говорит индус и показывает на маячащие невдалеке три невзрачные каменные ступы неприятно коричневого цвета, почему-то поставленные на попа.
     Подошли поближе. И тут вдруг сталевары покраснели, как чугун в доменной печи, доярки, тыкая в скульптуры, стали вспоминать какого-то Степаныча («смотри, точь-в-точь как Степаныч Дуську на сеновале!»), а жены щипать мужей в бок и шипеть сквозь зубы: «Запоминай! Запоминай все, тряпка! Домой приедем – будем разучивать!» Я посмотрел на храм и похолодел: все стены были усеяны голыми бабами и мужиками. Руководитель, поняв куда попал, стоял ни жив ни мертв и только затравленно бегал глазами по полю.

     Но это были только цветочки. Я тоже думал, что самое страшное уже позади. Не тут-то было!
     Когда гид подвел нас к следующей ступе, народ испуганно ахнул и хотел побежать. Если бы люди могли поседеть еще раз, они бы сделали это немедленно. Потому что поняли: за то, что они увидели на этот раз, Советская власть не пощадит никого!
 
     Первым пришел в себя руководитель. Растолкав передовиков производства, он вылетел вперед и грозно, с надрывом закричал: 

- Граждане! Снимать на фотоаппараты вот это, - он показал рукой на индийские барельефы, - строго запрещено! За изготовление и провоз порнографии в Советский Союз виновные будут строго наказаны! Нарушителям грозят длительные тюремные сроки!
     Я стоял рядом и благодарил судьбу за то, что у меня никогда не было денег на эту дьявольскую игрушку. Между тем, руководитель, погрозив кому-то кулаком, закончил свою речь совсем по-митинговому: «Граждане! Я призываю вас проявить пролетарскую бдительность и революционное самосознание!» В эту минуту ему не хватало только маузера на шнурке и кожаной тужурки.
     После того, как отгремел руководитель, его место занял индус и, указывая на лошадь, заученно затрещал: «Вот видите, до чего может довести человека война!» Народ недоуменно переглянулся. Гид тем временем продолжал: «Вдали от семей, лишенные любви и женской ласки, мужчины звереют на войне и способны..." Тут, не дав ему договорить, снова выскочил руководитель и, потрясая указательным пальцем над головой, затрубил: "Теперь вы понимаете, товарищи, как важна та кропотливая, повседневная работа, которую ведет наша партия и правительство по укреплению мира во всем мире, прекращению гонки вооружений и предотвращению войн на нашей планете!"

     Через 9 месяцев после нашего возвращения на родину в стране был зафиксирован небольшой всплекс рождаемости. Впервые за много лет.

     Агра. Только что отгремел - не в последнюю очередь благодаря нашим усилиям - Новый год (как он гремел см. здесь), и мы снова, помятые и злые, собрались в ресторане. На этот раз администрация гостиницы решила удивить нас обедом а-ля "шведский стол". 
Примерно такой.

     Что было с их стороны весьма неосмотрительно. Потому что удивились не мы, а они, когда наши женщины с полными авоськами бананов, ананасов и манго покидали ресторан. Со столов исчезли не только фрукты, но и соль со спичками. Я уже молчу про соус карри.

     После того, как народ затоварился, мы срочно выехали в Дели. Ужин в делийской гостинице "Империал" был более чем скромным. Да еще и с бдительными официантами. Видимо, информация о ЧП в Агре долетела сюда быстрее нас. Ничем не разжившись в Дели, мы утром следующего дня отправились в Гопалпур*. Здесь, на почти девственных пляжах с золотым песком, нам предстояло провести пять полноценных дней.

     Разместили нас в г-це «Oberoi Palm Beach». Это была довольно чистенькая гостиница в полусотне метров от Индийского океана. Правда, в номерах протекали ванные и унитазы, а из кранов бежала ржавая вода. Полотенца были застираны настолько, что в руки их было лучше не брать: можно было запачкаться. Простыни и наволочки были сырыми и неглаженными. Дверные петли держались на честном слове, а под ногами скрипел песок. Но народу нравилось. Говорили, что чувствуют себя как дома.

     После размещения пошли принимать пищу. Я первым зашел в ресторан и обомлел: опять шведский стол! То ли Центр не посчитал нужным предупредить такую глушь о нашей орде, то ли местные отнеслись ко всему легкомысленно и не стали извлекать для себя необходимых уроков. В общем, в дверях нас встречал радушно улыбающийся администратор ресторации. После того, как мы ушли, его не то что радушно, вообще, никогда больше улыбающимся не видели.

     Поговаривали, что после нашего отъезда закрыли не только ресторан, но и всю гостиницу. Сначала, вроде, на переучет, а потом и вообще.

     Вечером следующего дня в гостинице вдруг погас свет и прекратилась подача воды, даже ржавой. Тут же примчавшийся менеджер в истерике сообщил, что произошла утечка электроэнергии. С водой мы поняли, но вот куда могла утечь электроэнергия, не могли успокоиться всю оставшуюся ночь.

     Оказывается, двое наших после ужина спустились в деревню и купили у местных самогона. Много. По 12 рупий за бутылку. Но перед тем как напиться и бить друг другу морды, как это делается у культурных людей, они стали экспериментировать с кипятильником, дабы приготовить себе кофейку. Ибо без кофия проклятый напиток никак не хотел лезть в желудок и изо всех сил рвался наружу. Ну и доэкспериментировались. Пили морщась в темноте, закусывая опостылевшими ананасами.

     Весь следующий день менеджер ходил по номерам и извинялся за причиненные неудобства. В качестве компенсации дарил каждому ананас. За ананасы его и невзлюбили. 

     Наша туристическая группа, состоявшая сплошь из передовиков производства, включая четырех летчиков новосибирского авиаотряда, сидела в автобусе и от нечего делать вяло переругивалась, когда прибежал грузчик Мешков и радостно сообщил, что, пока мы тут сидим, за углом идет красочное шествие с барабанами и штандартами. Все не сговариваясь рванули смотреть. Выстроились, как положено, ждем, когда мимо нас проходить будут. Приготовились рот-фронт показывать. Но сорвалось. Подходит ко мне учительница Валя Потапова и спрашивает: «А что это у них там на переднем флажке написано? За мир, наверное, за разоружение, да?» Я последовал за ее взглядом, улыбка приветливая, глаза светятся радостью праздника, и похолодел: «Хлопцы, тикай!» - почему-то по-украински разнеслось над городом, заглушая треск тысяч барабанов. Аж шествие вздрогнуло, кто-то забил поперек такта. Как мы бежали! Новосибирцы, несмотря на преклонный возраст, летели так, что гордость переполняла сердце за нашу Великую державу и за ДОСААФ, придумавший нормы ГТО. И все, пробегая мимо меня, еще успевают поинтересоваться: «Что ж там такого написано?» А ученые из Сибирского академгородка даже умудряются приободрить: «Не отставайте, Владимир Андреевич... Не бойтесь, мы без вас не уедем, Владимир Андреевич... Бросайте курить, Владимир Андреевич...» И проносятся дальше.
- Ничего, ничего, – успокаиваю себя. – Там позади еще Степа Утюгов... Уж Степу-то с его животом как минимум на круг сделаю.
- Ты чё, Андреич? Ты чё? По секрету, чё там написано-то? Ты ж меня знаешь, Андреич! Могила! – волоча живот по асфальту, проносится мимо Утюгов.
- Степан... – отчаяние душит, не давая говорить.

     Но его уже не видно. Влетаю в автобус и сразу к водителю, нюхающему какой-то пузырек: «Рви! В гостиницу! В аэропорт! Дуй отсюда! Бегом!»

     За нами стоял автобус с американцами, и мы видели, как к нему неслись все эти хваленые леди и джентельмены, бросив старого негра с деревянной ногой. Тот что-то кричал им, выбросив вперед правую руку, а левой придерживая протез. Но на него не обращали внимания. Мне подумалось: «Я выглядел на его фоне неплохо!» А наши подумали: «В войне мы их победим!»

     Тут поднялся Вася Раздыбайло, молодой агроном (потом выяснили, он первым пришел к финишу и успел продать шоферу одеколон «Цветочный», который тот и нюхал, когда в автобус влетел я) и не без вызова заявил: «Так что же, собственно, произошло, Андреич? Потрудитесь объяснить!»

- Про... про... – я задыхался и решил, что завтра брошу курить.
- Провокация? – спесь с Васи сошла, в глазах тревога.
- Нет! – тяжело сглатывая слюну, мотаю головой.
- Проститутки, что ли?
- Нет, нет. – наконец-то начинаю потихоньку отходить.
- А что? – от растерянности народ перестал дышать.
- Прокаженные! Ассоциация прокаженных ходит деньги собирает.
- Гони!!! – ревет автобус шоферу. Тот бросает пузырек и дергает за все ручки сразу.

     После нашей поездки прошел уже не один год, но до сих пор туристы признаются мне при встрече, что когда видят первомайскую или октябрьскую демонстрацию, бросаются врассыпную.

Шествие выглядело примерно так, только днем и без костра.

Новый Год застал нас в Агре. Гуляли в небольшом, но уютном ресторане гостиницы «Шератон». Кроме нас туда набилось десятка два американцев в шортах и со своими флажками, с десяток ожесточенно жестикулирующих итальянцев, пяток-другой англичан с лошадиными мордами и дюжины три затравленно озирающихся японцев, будто их привели на расстрел.

И понеслась. Сначала выбежал румяный администратор размером с бульдозер и, глядя почему-то в нашу сторону, торжественно объявил: «Приносить и распивать строго запрещено! Разрешается только купленное у нас!»

- Хау мач? – приветливо заулыбались наши, надеясь, что тот по улыбкам все поймет и простит.

- Фор хандред фифти, - индус наших улыбок не понял.

- Да это же кожаное пальто! - орали одни.

- Это ж две кожаные куртки! – кричали другие.

- Грабеж! – волновалось людское море.

Пока бабы ругались, мужики втихаря налили «по первой». Вдоволь накричавшись, вскоре подтянулись и бабы. Валя Потапова, преподаватель ботаники в начальных классах, налила под столом своей подруге аптекарю Наде. Там же чокнулись, прошептав друг другу: «С Новым годом, с новым счастьем!». Там же и опрокинули.

Наблюдая этот подпольный разгул, администратор растерялся и пошел на попятную: «Ладно, давайте бутылку водки, и я разрешаю». Но было уже поздно. «Да пошел ты, морда! На пролетариях решил нажиться? На-ка, выкуси!» Услышав такое, индус как-то обмяк и уже выглядел не грозным бульдозером, а обыкновенной лопатой. А еще через секунду вообще исчез.

Итальянцы, американцы и неприятные англичане с недоумением наблюдали за ловкими движениями рук слесарей, библиотекарей, ученых и работников торговли под столами и терялись в догадках, то ли это новая мода, то ли старая традиция этих странных русских. Падкие до всего чужого японцы пытались перенять, но безуспешно.

И вдруг весь зал вздрогнул. Даже наши притихли. Только слышно было, как где-то льется через край. Распугав местных артистов, на сцену вывалился пьяный Дед Мороз. Если бы не красный нос, я вряд ли узнал бы в нем нашего Утюгова, слесаря 6 разряда тагильского тяжмаша. За неимением дедморозовской одет он был в норковую шубу товароведа Маши. Она провезла ее через две границы и теперь сидела гордая от мысли, что хоть на что-то эта шуба сгодилась. Кроме шубы Утюгов был укутан в бороду, в которой постоянно путался, отчего досадливо плевался и незлобиво матерился. От удивления я чуть не упал со стула. Посчитав, что так на меня подействовал вид бороды в тропиках, сидевшая рядом Маша шепнула, что на нее ушли все тампоны женской половины группы. И грустно добавила: "Искусство требует жертв". "Но не такой же кровью!" - хотел сказать я, но промолчал, потому что удивила меня не борода, а то, как слесарю Утюгову удавалось держаться на ногах, ибо, как показали несколько предыдущих посиделок, при таком покраснении носа он давно уже должен был целоваться с салатом. На мое гневное «Утюгов нарушает законы физики!» Маша виновато призналась, что для унятия в Утюгове волнения («все-таки дебют у человека, да еще сразу за границей!»), ему налили перед выходом. Да, видно, не рассчитали, не сделали поправку на климат и на эту долбаную шубу. Может быть, поэтому Утюгов вышел с гармошкой, которая сценарием не предусматривалась. На мой вопрос, «откуда в Индии гармонь?», Маша только беспомощно развела руками. Слесарь между тем, промычав что-то нечленораздельное со сцены, спустился в зал и начал приставать к американцам, требуя вернуть Аляску. Отстал он от них только тогда, когда те налили ему виски. Утеревшись бородой и громко икнув, Утюгов двинулся на японцев, затянув свою любимую «как дорог край березовый в малиновой заре». Японцы, сбившись в кучку, обреченно смотрели на гармошку. Слесарь же, все больше распаляясь и уже вконец не соображая, что делает, стал жестами приглашать их подхватить песню. Увидев в этом последний шанс, японцы стали деревянными губами повторять незнакомые слова.

Потом, когда в ресторане кончилась еда, мы всей толпой гуляли по Агре, распевая все под ту же гармошку матерные частушки. Все чувствовали себя как дома, потому что в темноте (когда спят священные коровы) Агра ничем не отличается от какой-нибудь Чугуевки или Прохоровки: та же грязь, та же пыль и ни одного фонаря. Хорошо хоть до Тадж-Махала не дошли, а то б сегодня нечего было смотреть...

P. S. По возвращении на Родину в производственных коллективах были проведены партийные собрания, которые за дебош, устроенный в иностранном ресторане, вынесли строгие выговора с занесением в учетную карточку всем участникам поездки.

Отдохнули называется!

Примерно где-то здесь мы отжигали. Правда, было темно, могу и ошибиться.

Туристы прибыли в Дели рано утром. Я встречал их в международном аэропорту вместе с дряхлым индусом. Индус был откомандирован гостиницей для работы с багажом, но к работе оказался не готов и сломался уже на третьем чемодане. Туристы загрузили его в последнюю очередь.
     Поселили нас в г-це «Oberoi Maidens». Там же я выдал каждому на карманные расходы индийские рупии, настолько ветхие, что народ заподозрил, что ими пользовался еще Будда. На их фоне египетский папирус выглядел дерюгой.
     На следующее утро, как водится, провели первое собрание. Актового зала не нашли, поэтому заседали прямо в холле гостиницы. Когда перешли к "разному", крановщик 4-го стройуправления Петров выразил свое неудовольствие наличием камина в номере и телефона в ванной. Мол, развращает. Народ его поддержал. На все мои доводы о том, что гостиницу строили в XIX веке, когда еще никто и продположить не мог, что через пару сотен лет здесь будут отжигать лучшие представители первого в мире государства рабочих и крестьян, народ ответил твердым «нет» и потребовал вынести камины до утра. Тогда встал руководитель группы и подвел итоги: «Так, товарищи! Я принял решение! Завтра всех, кого не устраивает присутствие каминов в номере, расселяем по местным общежитиям на период замены оных! Полотенцев и прочих предметов личной гигиены можно не брать – все равно там воды нет. Все! Отдыхайте, товарищи! Завтра рано вставать!»
     Когда народ разошелся, руководитель шепнул мне на ухо: «Андреич, а нельзя ли и мне номер поменять?»

- Постой, Степаныч! Что, и у тебя нелады с камином?

- Да нет, Андреич. У меня хуже!

- А что может быть хуже камина, Степаныч? Давай-ка, выкладывай!

- Да, понимаешь... Рояль у меня.

- Не понял! А чем рояль хуже камина?

- Да то-то и оно. Камин этот долбаный, он хоть в стену вделанный, а этот у меня прямо посереди залы стоит!

- Ну и?

- Слишком белый он.